– Я думаю, что Эванс Уайт – это ложный след, – продолжал Харри.

– Почему? – удивился Юн.

– Сложно объяснить, но кое-что не выходит у меня из головы. В больнице Эндрю пытался мне что-то сообщить. И еще раньше – тоже.

Харри замолчал. Юн понятливо кивнул.

– Он пытался объяснить, что решение ближе, чем мне кажется. Я полагаю, Эндрю по какой-то причине не мог сам арестовать виновного. Ему нужен был кто-то со стороны. Например, я, норвежец: как приехал, так и уеду. Когда я думал, что убийца – Отто Рехтнагель, то предполагал, что Эндрю не может задержать близкого друга. А теперь понимаю, что это кто-то другой.

Юн откашлялся:

– Я не говорил, Харри, но когда Эндрю разыскал того свидетеля, который в день убийства видел Эванса Уайта в Нимбине, я насторожился. А теперь думаю, что у Эндрю была другая причина прикрывать Уайта. Тот имел над ним власть. Он знал, что Эндрю – наркоман. И мог сделать так, чтобы его выгнали из полиции и посадили в тюрьму. Мне это не по душе, но что, если Эндрю и Уайт заключили договор, по которому Эндрю должен был защищать Уайта?

– Слишком сложно, Юн, но да, я тоже об этом думал. И отбросил эту версию. Вспомни: именно Эндрю помог нам вычислить и найти Уайта по фотографии.

– Да-а-а, – Юн почесал затылок карандашом. – Мы справились бы и сами, но потеряли бы время. Знаешь, как часто в таких случаях убийцей оказывается любовник? В пятидесяти восьми процентах из ста. После того как ты перевел письмо, Эндрю знал, что мы постараемся найти тайного возлюбленного Ингер Холтер. И если он хотел прикрывать Уайта, то вполне мог для виду помогать нам. Тебя, например, не удивило, что он по фотографии узнал город, по которому когда-то гулял, обкурившись?

– Возможно, Юн, не знаю. Все равно, не думаю, что из этого что-то выйдет. Хотя, может быть, убийца – действительно Эванс Уайт. Но если бы я так думал, ни за что не стал бы впутывать в это Биргитту.

– А кто же, по-твоему, убийца?

– В смысле, кого я подозреваю на этот раз?

Юн улыбнулся:

– Ну да.

Харри потер шею.

– Я уже дважды поднимал тревогу, Юн. Когда в третий раз кричишь «Волк!», тебе больше не верят. Так что теперь мне надо знать наверняка.

– А почему ты пришел ко мне, Харри? Почему не к кому-нибудь из начальства?

– Потому что ты можешь кое-что выяснить тайком. Так, чтобы никто не узнал.

– Чтобы никто не узнал?

– Знаю, звучит подозрительно. И знаю, тебе есть что терять – и больше, чем остальным. Но кроме тебя, Юн, мне никто не поможет. Ну как?

Юн пристально на него посмотрел:

– Это поможет найти убийцу, Харри?

– Надеюсь.

– «Браво», прием!

Щелчок.

– Рация работает как надо, – крикнул Лебье. – Как у вас?

– Нормально, – ответил Харри.

Он сидел на заправленной постели и смотрел на фотографию Биргитты на ночном столике. Фотографию с конфирмации. Такая юная, серьезная и непривычная – с кудряшками и без веснушек, которых, конечно, не видно из-за того, что фотографию передержали при съемке. Биргитта плохо получилась на этой фотографии. Она говорила, у нее есть и другая, которая может поднять настроение в трудные дни – мол, все не так плохо.

– Какой план? – крикнул Лебье из кухни.

– Через пятнадцать минут она выйдет из «Олбери». Там ребята закрепляют на ней передатчик.

– Ее довезут до Дарлингхерст-роуд?

– Нет. Мы не знаем, где именно сейчас Уайт. Он может увидеть, как она выходит из машины, и что-то заподозрить. Она пойдет пешком от «Олбери».

Послышался голос Уодкинса:

– Все отлично. Отсюда можно незаметно наблюдать за ними. Мы все время будем видеть девушку, Хоули. Где ты, Хоули?

– Здесь, сэр. Я услышал. Отлично, сэр.

– Как рация, Лебье?

– Контакт, сэр. Все на местах. Можно приступать.

Харри снова и снова все взвешивал. Находил «за» и «против». Спорил сам с собой. Пробовал смотреть под разными углами. И наконец решил: пусть думает что ей угодно, считает это банальностью, ребячеством, хитрой уловкой. Развернул принесенную им дикую красную розу и поставил в стакан на ночном столике, рядом с фотографией.

Потом задумался. Вдруг ее это будет раздражать? Что, если Эванс Уайт, увидев розу рядом с кроватью, станет задавать вопросы? Он осторожно потрогал шипы. Нет. Биргитта, наоборот, почувствует его поддержку, это придаст ей сил.

Он посмотрел на часы. Восемь.

– Эй, пора начинать! – крикнул он в гостиную.

Что-то было не так. Харри не слышал, что они говорят, но до него доносилось потрескивание рации в гостиной. Слишком часто. Все знали, что им делать, и если бы все шло по плану, так часто переговариваться было бы ни к чему.

– Черт, черт, черт! – выругался Уодкинс.

Лебье снял наушники и повернулся к Харри.

– Она не появляется, – сказал он.

– Что?

– Ровно в восемь пятнадцать она вышла из «Олбери». Оттуда до Кингз-Кросс не больше десяти минут ходьбы. Прошло уже двадцать пять.

– Кажется, вы говорили, что все время будете за ней следить!

– Начиная с места встречи. Раньше нельзя…

– А микрофон? Когда она выходила, на ней уже был передатчик.

– Контакт пропал. Был – и вдруг пропал. Сразу же.

– Карта есть? Куда она пошла? – Харри говорил тихо и быстро.

Лебье достал из сумки карту Сиднея. Харри нашел Паддингтон и Кингз-Кросс.

– Какой дорогой она должна была идти? – спросил Лебье по рации.

– Самой короткой. По Виктория-стрит.

– Вот, – сказал Харри. – До угла Оксфорд-стрит и по Виктория-стрит, мимо больницы Сент-Винсент и Грин-парка, до перекрестка с Дарлингхерст-роуд и еще двести метров до бара «Голодный Джон». Проще не бывает!

Уодкинс взял микрофон:

– Смит, пошлите две машины на Виктория-стрит, на поиски девушки. Попросите помочь тех, кто остался в «Олбери». Одной машине оставаться у «Голодного Джона» на случай, если она появится.

Действуйте быстро и по возможности без шума. Как только что-то выяснится, докладывайте.

Уодкинс отбросил микрофон.

– Черт возьми! Что происходит? Ее сбили? Ограбили? Изнасиловали? Черт, черт!

Лебье и Харри переглянулись.

– Что, если Уайт ехал по Виктория-стрит, узнал ее и посадил в машину? – предположил Лебье. – Он ведь видел ее раньше, в «Олбери», мог узнать.